«Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем» (Новый Завет, Евангелие от Матфея, гл. 13, ст. 57).
«Воспитываются для света не посреди света, но вдали от него, в глубоком внутреннем созерцании, в исследовании собственной души своей, ибо там законы всего и всему: найди только прежде ключ к своей собственной душе; когда же найдешь, тогда этим же самым ключом отопрешь души всех.»
Н.В. Гоголь
Николай Васильевич Гоголь, совершал свое восхождение в Иерусалим и осознание самой поездки долгие годы. Мы знакомы с его христоматийными произведениями, но нам почти ничего не известно, о другой стороне его личности, его духовных трудах и его духовном пути, как христианина. Гоголь известен как писатель сатирик, но мало кто знает о нем как о богослове и авторе молитв. Русский, гениальный писатель шел к Богу всю жизнь, ведя почти монашеский образ жизни.
В 1842 г. Гоголь получает благословение на поездку в Иерусалим от епископа Харьковского, преосвященного Иннокентия. Об этом событии, написал в своих воспоминаниях Аксаков, «Вдруг входит Гоголь с образом Спасителя в руках и сияющим, просветленным лицом. Такого выражения в глазах у него я никогда не видывал. Гоголь сказал: «Я все ждал, что кто-нибудь благословит меня образом, и никто не сделал этого; наконец, Иннокентий благословил меня. Теперь я могу объявить, куда я еду: ко гробу господню«.
Не смотря на то что, Николай Васильевич давно мечтал о поездке по святым местам, после получения благословения, он едет в Палестину только спустя шесть лет. Все эти годы он готовит себя к поездке, пишет молитвы, много читает, составляет завещание. Гоголь ждет, своей духовной готовности. В этот период в одном из писем к гр. А. П. Т…..му писатель описывает что, по его мнению, значить любить Бога.
«Без любви к богу никому не спастись, а любви к богу у вас нет. В монастыре ее не найдете; в монастырь идут одни, которых уже позвал туда сам бог. Без воли бога нельзя и полюбить его. Да и как полюбить того, которого никто не видал? Какими молитвами и усильями вымолить у него эту любовь? Смотрите, сколько есть теперь на свете добрых и прекрасных людей, которые добиваются жарко этой любви и слышат одну только черствость да холодную пустоту в душах. Трудно полюбить того, кого никто не видал. Один Христос принес и возвестил нам тайну, что в любви к братьям получаем любовь к богу. Стоит только полюбить их так, как приказал Христос, и сама собой выйдет в итоге любовь к богу самому. Идите же в мир и приобретите прежде любовь к братьям. Но как полюбить братьев, как полюбить людей? Душа хочет любить одно прекрасное, а бедные люди так несовершенны и так в них мало прекрасного! Как же сделать это? Поблагодарите бога прежде всего за то, что вы русский. Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и все, что ни есть в России. К этой любви нас ведет теперь сам бог. Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней состраданья. А состраданье есть уже начало любви. Уже крики на бесчинства, неправды и взятки — не просто негодованье благородных на бесчестных, но вопль всей земли, послышавшей, что чужеземные враги вторгнулись в бесчисленном множестве, рассыпались по домам и наложили тяжелое ярмо на каждого человека; уже и те, которые приняли добровольно к себе в домы этих страшных врагов душевных, хотят от них освободиться сами, и не знают, как это сделать, и все сливается в один потрясающий вопль, уже и бесчувственные подвигаются. Но прямой любви еще не слышно ни в ком, — ее нет также и у вас. Вы еще не любите Россию: вы умеете только печалиться да раздражаться слухами обо всем дурном, что в ней ни делается, в вас все это производит только одну черствую досаду да уныние. Нет, это еще не любовь, далеко вам до любви, это разве только одно слишком еще отдаленное ее предвестие. Нет, если вы действительно полюбите Россию, у вас пропадет тогда сама собой та близорукая мысль, которая зародилась теперь у многих честных и даже весьма умных людей, то есть, будто в теперешнее время они уже ничего не могут сделать для России и будто они ей уже не нужны совсем; напротив, тогда только во всей силе вы почувствуете, что любовь всемогуща и что с ней возможно все сделать. Нет, если вы действительно полюбите Россию, вы будете рваться служить ей; не в губернаторы, но в капитан-исправники пойдете, — последнее место, какое ни отыщется в ней, возьмете, предпочитая одну крупицу деятельности на нем всей вашей нынешней, бездейственной и праздной жизни. Нет, вы еще не любите России. А не полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, а не полюбивши своих братьев, не возгореться вам любовью к богу, а не возгоревшись любовью к богу, не спастись вам» (1844 г.)
В эти же годы, перед поездкой в Палестину Гоголь работает над вторым томом «Мертвых душ». Свои духовные мысли и переживания Николай Васильевич пытается разделить с близкими и друзьями, но встречает только непонимание. Многие считаю его мысли ничем иным как тщеславным желанием приблизиться к пророкам и оскорблением Бога. Непонимание и одиночество приводят писателя к нескольким нервным срывам. Как ни странно, но даже самые близкие люди не догадывались о глубине веры и религиозности Николая Васильевича. Аксаков в 1847 г. в переписке обвиняет друга в грубой и жалкой ошибочности мыслей.
В 1842 году в Иерусалим отправляется архимандрит Порфирий, бывший до этого настоятелем посольской церкви в Вене. Его отчет о поездке ложится в основу решения о создании Русской духовной миссии в Иерусалиме (1847 г.) К членам Русской духовной миссии отбывающей на корабле «Истамбул» из Константинополя в Бейрут присоединяется и Гоголь (22 января 1848 г.). В состав мисси входили архимандрит Порфирий, святитель Феофан Затворник Вышенский и несколько молодых священников, только, что закончивших Петербургскую Духовную семинарию. Один из молодых священников в своих воспоминаниях описывал как Гоголь на корабле показывал архимандриту Порфирию икону Святителя Николая из Бари, которой очень дорожил. Именно этой иконой писатель был благословлен в паломничество на Святую Землю епископом Харьковским Иннокентием.
В Бейруте Гоголь остановился у своего давнего товарища генерального Бейрутского консула Константина Михайловича Базили, который вызвался сопроводить писателя в Иерусалим. 17 февраля 1848 года они прибыли в Иерусалим. Николай Васильевич, делает пометку в записной книжке: «Николай Гоголь — в Св. Граде. …В Иерусалиме: Молебен о благополучном прибытии. Перечесть все, о чем хотел просить. Купить крестики из перламутра, четки и проч. и образки всех сортов, освятить их на Гробе Господнем».
Свое путешествие и впечатления Гоголь описывает в письмах к Жуковскому. Из этой переписки видно, что главное потрясение он испытывает на литургии у Гроба Господнего: Из письма В.А. Жуковскому (6 апр. 1848 г., Бейрут):
«Я говел и приобщался у самого гроба господня. Литургия совершалась на самом гробовом камне. Как это было поразительно! Пещерка или вертеп, в котором лежит гробовая доска, не выше человеческого роста; в нее нужно входить нагнувшись в пояс; больше трех поклонников в ней не может поместиться. Перед нею маленькое преддверие, кругленькая комнатка почти такой же величины с небольшим столбиком посередине, покрытым камнем (на котором сидел ангел, возвестивший о воскресении). Это преддверие на это время превратилось в алтарь. Я стоял в нем один; передо мною только священник, совершавший литургию; диакон, призывавший народ к молению, уже был позади меня, за стенами гроба; его голос уже мне слышался в отдалении. Голос же народа и хора, ему ответствовавшего, был еще отдаленнее. Соединенное пение русских поклонников, возглашавших «Господи, помилуй!» и прочие гимны церковные, едва доходили до ушей, как бы исходившие из какой-нибудь другой области. Все это было так чудно! Я не помню, молился ли я. Мне кажется, я только радовался тому, что поместился на месте, так удобном для моления и так располагающем молиться; молиться же собственно я не успел. Так мне кажется. Литургия неслась, мне казалось, так быстро, что самые крылатые моленья не в силах бы угнаться за нею. Я не успел почти опомниться, как очутился перед чашей, вынесенной священником из вертепа, для приобщения меня, недостойного».
Из следующего письма.
«…Друг, сообразил ли ты, чего просишь, прося от меня картин и впечатлений для той повести, которая должна быть вместе и внутренней историей твоей собственной души? Нет, все эти святые места уже должны быть в твоей душе. Соверши же, помолясь жаркой молитвой, это внутреннее путешествие – и все святые окрестности восстанут пред тобою в том свете и колорите, в каком они должны восстать. Какую великолепную окрестность поднимает вокруг себя всякое слово в Евангелии! Как беден перед этим неизмеримым кругозором, открывающимся живой душе, тот узкий кругозор, который озирается мертвыми очами ученого исследователя!»
Изначально, Николай Васильевич рассматривал поездку в Палестину, как условие дальнейшей творческой деятельности. Биографы изучив его письма, пришли к выводу, что писатель не получил то, для чего отправлялся в эту поезду. После возвращения из Палестины Николай Васильевич был сильно подавлен, вместо рассказа о поездке, Гоголь отправлял собеседников к прочтению воспоминаний других паломников, не в состоянии описывать что либо сам, полностью поглощенный охватившими его на Святой Земле переживаниями и размышлениями. Его восторженное состояние у Гроба Господнего сменилось осознанием «черствости» своей души, при всем своем стремлении к Богу и духовному очищению, он осознавал, насколько он далек от этого. Вот, что он пишет о. Матфею Константинопольскому (21 апр. 1848 г.) «Скажу вам, что еще никогда не был я так мало доволен состояньем сердца своего, как в Иерусалиме и после Иерусалима, только разве что больше увидел черствость свою и свое себялюбье — вот весь результат».
Из письма Жуковскому (8 апр. 1848 г):
«…Что могут проговорить тебе эти места, если не увидишь мысленными глазами над Вифлеемом звезды, над струями Иордана голубя, сходящего из разверстых небес, в стенах иерусалимских Страшный день крестной смерти при помраченье всего вокруг и землятрясенье или Светлый день воскресенья, от блеска которого помрачится все окружающее, и нынешнее и минувшее ? Право, не знаю, что могу сообщить тебе такого о Палестине, что бы навело тебя на благодатные мысли и побудило бы тебя вдохновенно приняться за перо и свою поэму. Я думаю, что вместо меня всякий простой человек, даже русский мужичок, если только он с трепетом верующего сердца поклонился, обливаясь слезами, всякому уголку Святой земли, может рассказать тебе более всего того, что тебе нужно. Мое путешествие в Палестину точно было совершено мною затем, чтобы узнать лично и как бы узреть собственными глазами, как велика черствость моего сердца. Друг, велика эта черствость! Я удостоился провести ночь у гроба Спасителя, я удостоился приобщиться от святых тайн, стоявших на самом гробе вместо алтаря, – и при всем том я не стал лучшим, тогда как все земное должно бы во мне сгореть и остаться одно небесное. Что могут доставить тебе мои сонные впечатления? Видел я как во сне эту землю».
У каждого из нас свое мироощущение и свой путь к Богу. В Палестине, в Иерусалиме Гоголю было дано, увидеть свою душу и оценить ее. Это самое большее и самое ценное, на что может уповать паломник.
Лучшими словами для окончания статьи о Гоголе могут быть только слова самого Николая Васильевича Гоголя, «Не будьте мёртвыми душами, но живыми. Есть только одна дверь к жизни, и эта дверь — Иисус Христос».
Сергей Алексейчик – гид по Святой земле
